Том ЛеФрой

— Я искал эту вашу книжку про лес.
— О, и как вам, понравилось?
— Никак не могу закончить, слишком тревожная.
— Тревожная?
— Угу. Вот, сами посудите. «Ранним майским утром в небе стрижи летали на огромной высоте беззаботно счастливые. Но вот, вот один из них набросился на другого, вцепившись когтями в спину, и, вмиг разучившись летать, стали приближаться к земле в смертельном падении. И вдруг они издают, издают... пронзительный громкий крик экстаза». И на таких примерах изучают естествознание в Гэмпшире?

— Да ладно вам! Какие нормы поведения в данной ситуации? Нас же представили, разве нет?
— Какой смысл в представлении, если вы даже не можете запомнить моего имени? Едва держитесь, чтобы не заснуть в моем присутствии!
— Мадам...
— Похоже, угрызения совести кажутся слишком провинциальными джентльмену с таким гонором. Но не я придумала эти правила, я лишь обязана им следовать.

— Ваше невежество мне понятно. Поскольку у вас нет, как бы это сказать... опыта?
— Правила приличия объясняют мою неосведомленность.
— Обрекают вас на это. А ваши книги, к сожалению, — на статус женских романов. Но для того, чтобы постичь настоящее искусство, быть наравне с писателями-мужчинами, необходим жизненный опыт.

Порок ведет к владению, благодетель — к награде.

— Во что же вы верите?
— Во что должен.