Доктор Джон Ватсон

[Ватсон видит воскового Холмса в окне их дома напротив]
— Неплохо придумано, правда?
— Что это?
— Произведение искусства. Работа скульптора Менье из Гренобля. Он делал эту восковую фигуру две недели.
— Зачем?
— Чтобы они думали, что я там, в то время, как я здесь.
— Кто?..
— Вы что забыли, что за нашим домом следят?
— Кто?..
— Очаровательная компания, глава которой покоится на дне Рейхенбахского водопада.
— Смотрите, он... живой...
— Ну разумеется...
[сцена Майкрофта и Хадсон, которые ползают под столом и двигают восковую фигуру]

Холмс, я вспоминаю старые добрые времена и те убийцы, душегубы, потрошители, которых вы ловили в прошлом веке, кажутся мне невинными младенцами, наивными овечками рядом с волками, с которыми мы познакомились в последнее время. Можно украсть миллион или убить богатого дядюшку это я могу понять. Но как понять какого-нибудь высокопоставленного негодяя, который ради частной наживы толкает свой народ к войне?!

Нескольких слов будет достаточно, чтобы рассказать то немногое, что осталось. Любые попытки найти тела были абсолютно безнадёжны. И там, в глубине этого дьявольского котла бурлящей воды и кипящей пены, навсегда останутся самый опасный преступник и главный поборник закона своего поколения. Я буду считать его самым лучшим и умнейшим человеком, которого я когда-либо знал...

Нескольких слов будет достаточно, чтобы рассказать то немногое, что осталось. Любые попытки найти тела были абсолютно безнадёжны. И там, в глубине этого дьявольского котла бурлящей воды и кипящей пены, навсегда останутся самый опасный преступник и главный поборник закона своего поколения. Я буду считать его самым лучшим и умнейшим человеком, которого я когда-либо знал...

Нескольких слов будет достаточно, чтобы рассказать то немногое, что осталось. Любые попытки найти тела были абсолютно безнадёжны. И там, в глубине этого дьявольского котла бурлящей воды и кипящей пены, навсегда останутся самый опасный преступник и главный поборник закона своего поколения. Я буду считать его самым лучшим и умнейшим человеком, которого я когда-либо знал...

Нескольких слов будет достаточно, чтобы рассказать то немногое, что осталось. Любые попытки найти тела были абсолютно безнадёжны. И там, в глубине этого дьявольского котла бурлящей воды и кипящей пены, навсегда останутся самый опасный преступник и главный поборник закона своего поколения. Я буду считать его самым лучшим и умнейшим человеком, которого я когда-либо знал...

— Интересно, Ватсон, что Вы скажете об этой трости?
— Можно подумать, что у вас на затылке глаза…
— Дорогой друг, если бы вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков, Вы бы знали, что на кончиках ушей имеются такие тепловые точки, так что глаз на затылке у меня нет.
— Он видит Ваше отражение в кофейнике.

— Интересно, Ватсон, что Вы скажете об этой трости?
— Можно подумать, что у вас на затылке глаза…
— Дорогой друг, если бы вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков, Вы бы знали, что на кончиках ушей имеются такие тепловые точки, так что глаз на затылке у меня нет.
— Он видит Ваше отражение в кофейнике.

— Это игра, мой друг. Игра теней, и мы играем в неё — Профессор и я... В кошки-мышки, в плащ и кинжал.
— Скорее уж в паука и муху.
— Я не муха. Я кошка.
— Не мышь, а кинжал.

— Это игра, мой друг. Игра теней, и мы играем в неё — Профессор и я... В кошки-мышки, в плащ и кинжал.
— Скорее уж в паука и муху.
— Я не муха. Я кошка.
— Не мышь, а кинжал.

— Это игра, мой друг. Игра теней, и мы играем в неё — Профессор и я... В кошки-мышки, в плащ и кинжал.
— Скорее уж в паука и муху.
— Я не муха. Я кошка.
— Не мышь, а кинжал.

— Это игра, мой друг. Игра теней, и мы играем в неё — Профессор и я... В кошки-мышки, в плащ и кинжал.
— Скорее уж в паука и муху.
— Я не муха. Я кошка.
— Не мышь, а кинжал.

— Брак — это конец жизни.
— Я считаю это началом.
— Армагеддон.
— Перерождение!
— Ограничение.
— Порядок!
— Подчинение женщине.

— Брак — это конец жизни.
— Я считаю это началом.
— Армагеддон.
— Перерождение!
— Ограничение.
— Порядок!
— Подчинение женщине.

— Брак — это конец жизни.
— Я считаю это началом.
— Армагеддон.
— Перерождение!
— Ограничение.
— Порядок!
— Подчинение женщине.

— Брак — это конец жизни.
— Я считаю это началом.
— Армагеддон.
— Перерождение!
— Ограничение.
— Порядок!
— Подчинение женщине.

— На болотах прячется беглый каторжник Селден — ее брат. А они его кормят.
— Да что вы говорите!

— На болотах прячется беглый каторжник Селден — ее брат. А они его кормят.
— Да что вы говорите!

— Лучше молчите, Холмс! Скажите, что моя жена жива!
— Так молчать или говорить?

— Лучше молчите, Холмс! Скажите, что моя жена жива!
— Так молчать или говорить?

— Лучше молчите, Холмс! Скажите, что моя жена жива!
— Так молчать или говорить?

— Лучше молчите, Холмс! Скажите, что моя жена жива!
— Так молчать или говорить?

— А давайте его поймаем?
— Давайте!
— И все кончится!
— Не кончится!

— А давайте его поймаем?
— Давайте!
— И все кончится!
— Не кончится!

— Не слишком ли это приметно?
— Настолько приметно, что незаметно.

— Не слишком ли это приметно?
— Настолько приметно, что незаметно.

— Не слишком ли это приметно?
— Настолько приметно, что незаметно.

— Не слишком ли это приметно?
— Настолько приметно, что незаметно.